![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Продолжаю перечитывать Борхеса.
* * *
Станислав Лем в своём футурологическом труде «Сумма технологии» подробно исследует тему виртуальной реальности. По мере развития технологии, рассуждает он, виртуальная реальность станет неотличимой от реальной реальности (например, посредством подачи сигналов непосредственно в мозг). В такой ситуации, рассуждает он, станет невозможным быть уверенным, настоящий ли мир ты воспринимаешь. Например, приходишь ты в контору по оказанию услуг виртуальной реальности, тебя подключают к аппарату, ты получаешьсвою дозу кайфа своё путешествие в Скалистых горах, аппарат отключается, тебе говорят, что сеанс закончен, ты расплачиваешься и уходишь.
Идёшь домой, и вдруг видишь, что перед тобой приземляется летающая тарелка с инопланетянами. Пока ты пытаешься понять, что происходит, ты приходишь в себя, аппарат отключается, тебе говорят, что сеанс закончен, ты расплачиваешься и уходишь.
Идёшь домой, встречаешься с женой, спишь, а утром идёшь на работу. А работы и нет, всё лежит в руинах. Тебе говорят, что разорвалась оставшаяся от войны бомба. Это как, уже на самом деле?
Эту же мысль, о наслоении пластов реальности и невозможности понять, какой из них реален на самом деле, Лем, уже в в художественной форме, развил в своём романе «Футурологический конгресс».
Рассказ Борхеса «Тлён, Укбар, Orbis Tertius» — тоже о пересекающихся слоях реальности и вымысла, только ещё круче, ещё фантастичнее, чем у Лема. У Лема прогрессия линейная — всё начинается с настоящей реальности, на неё накладывается первый слой вымышленной реальности, на него — второй слой и так далее. И наоборот, когда Ийон Тихий хочет добраться до настоящей реальности, он срывает слои мóрока один за другим, пока наконец не оказывается в канализации. (Этим у лемовского героя поиск реальности заканчивается: ясно, что дальше копать уже некуда.)
Борхес гораздо тоньше, у него по слоям реальности можно двигаться вперёд-назад и направо-налево. Всё начинается с несуществующей статьи пиратского издания «Энциклопедии Британника» (Британской энциклопедии, по тем временам эталона реальности). В статье описывается то ли настоящая, то ли вымышленная страна Укбар, причём подозрительным образом практически не содержит упоминаний мест и имён, находящихся за её пределами.
(«Из имён исторических — лишь одно, обманщика и мага Смердиса», или, точнее, лже-Смердиса — персидского (VI век до н.э.) двойника и самозванца, захватившего трон, пользуясь тем, что был похож на брата царя. Единственная реальная историческая личность сразу же оказывается нереальной.)
Сразу же появляются в рассказе и зеркала, один из древнейших инструментов стирания грани между реальностью и нереальностью. «Зеркала и совокупление отвратительны, ибо умножают количество людей». И ещё каменные зеркала Укбара. Интересно, что они отражают?
Но это, разумеется, только начало. В несуществующей статье о несуществующей стране упоминается, что «тамошние эпопеи и легенды никогда не отражали действительность, но описывали воображаемую страну Тлён». В должное время в рассказе появляется и энциклопедия Тлёна, скорее планеты, чем страны, характерной тем, что её жители, полные идеалисты (в том смысле, что не материалисты), вообще не верят в существование объективной реальности.
И вот, этот не пойми какой (четвёртый?) слой вымышленной реальности проникает в нашу настоящую реальность, о чём Борхес повествует в постскриптуме, датированном 1947 годом (в рассказе, опубликованном в 1940 году) — то есть как бы несуществующем. Вымышленный Тлён проникает на Землю, и вытесняет реальность. «Уже проник в школы «первоначальный язык» (гипотетический) Тлёна, уже преподавание гармоничной (и полной волнующих эпизодов) истории Тлёна заслонило ту историю, которая властвовала над моим детством; уже в памяти людей фиктивное прошлое вытесняет другое, о котором мы ничего с уверенностью не знаем — даже того, что оно лживо». Круг замкнулся, нереальность высшей пробы оказалась реальностью. Гипотетический язык на Тлёне оказался реальным на земле.
И это я ещё даже не говорил об условности реальности в самом Тлёне, где вещи исчезают, когда о них никто не думают, но и наоборот, могут появляться силой мысли:
Но «Тлён» всё-таки гораздо более искусно сделан. Реальность и нереальность проникают друг в друга, влияют друг на друга, и отличие между ними решительно теряется.
Дальнейший рассказ о тех самых хрёнирах, объектах, манифестированных сознанием, демонстрирует это предельно ясно.
Многие из своих знаменитых рассказов Борхес написал в сороковых годах, во время войны. За, пожалуй, единственным исключением (прекрасный рассказ «Тайное чудо») он либо полностью игнорирует войну, либо отзывается о неё достаточно пренебрежительно (как в «Смерти и компасе»: «три года войны в Карпатах»). Так что, в общем, вполне можно сделать вывод, что Борхес и сам не очень-то хорошо умел отличать реальность от нереальности. Но достаточно вчитаться в цитату, которую я уже приводил выше — «в памяти людей фиктивное прошлое вытесняет другое, о котором мы ничего с уверенностью не знаем — даже того, что оно лживо» — чтобы понять, что рассказ вовсе не о выдуманных мирах. Так хлёстко не смог бы выразиться и Оруэлл.
* * *
Цитаты из «Тлёна» — в переводе Е. Лысенко.
[Продолжение здесь.]
* * *
Станислав Лем в своём футурологическом труде «Сумма технологии» подробно исследует тему виртуальной реальности. По мере развития технологии, рассуждает он, виртуальная реальность станет неотличимой от реальной реальности (например, посредством подачи сигналов непосредственно в мозг). В такой ситуации, рассуждает он, станет невозможным быть уверенным, настоящий ли мир ты воспринимаешь. Например, приходишь ты в контору по оказанию услуг виртуальной реальности, тебя подключают к аппарату, ты получаешь
Идёшь домой, и вдруг видишь, что перед тобой приземляется летающая тарелка с инопланетянами. Пока ты пытаешься понять, что происходит, ты приходишь в себя, аппарат отключается, тебе говорят, что сеанс закончен, ты расплачиваешься и уходишь.
Идёшь домой, встречаешься с женой, спишь, а утром идёшь на работу. А работы и нет, всё лежит в руинах. Тебе говорят, что разорвалась оставшаяся от войны бомба. Это как, уже на самом деле?
Эту же мысль, о наслоении пластов реальности и невозможности понять, какой из них реален на самом деле, Лем, уже в в художественной форме, развил в своём романе «Футурологический конгресс».
Рассказ Борхеса «Тлён, Укбар, Orbis Tertius» — тоже о пересекающихся слоях реальности и вымысла, только ещё круче, ещё фантастичнее, чем у Лема. У Лема прогрессия линейная — всё начинается с настоящей реальности, на неё накладывается первый слой вымышленной реальности, на него — второй слой и так далее. И наоборот, когда Ийон Тихий хочет добраться до настоящей реальности, он срывает слои мóрока один за другим, пока наконец не оказывается в канализации. (Этим у лемовского героя поиск реальности заканчивается: ясно, что дальше копать уже некуда.)
Борхес гораздо тоньше, у него по слоям реальности можно двигаться вперёд-назад и направо-налево. Всё начинается с несуществующей статьи пиратского издания «Энциклопедии Британника» (Британской энциклопедии, по тем временам эталона реальности). В статье описывается то ли настоящая, то ли вымышленная страна Укбар, причём подозрительным образом практически не содержит упоминаний мест и имён, находящихся за её пределами.
(«Из имён исторических — лишь одно, обманщика и мага Смердиса», или, точнее, лже-Смердиса — персидского (VI век до н.э.) двойника и самозванца, захватившего трон, пользуясь тем, что был похож на брата царя. Единственная реальная историческая личность сразу же оказывается нереальной.)
Сразу же появляются в рассказе и зеркала, один из древнейших инструментов стирания грани между реальностью и нереальностью. «Зеркала и совокупление отвратительны, ибо умножают количество людей». И ещё каменные зеркала Укбара. Интересно, что они отражают?
Но это, разумеется, только начало. В несуществующей статье о несуществующей стране упоминается, что «тамошние эпопеи и легенды никогда не отражали действительность, но описывали воображаемую страну Тлён». В должное время в рассказе появляется и энциклопедия Тлёна, скорее планеты, чем страны, характерной тем, что её жители, полные идеалисты (в том смысле, что не материалисты), вообще не верят в существование объективной реальности.
И вот, этот не пойми какой (четвёртый?) слой вымышленной реальности проникает в нашу настоящую реальность, о чём Борхес повествует в постскриптуме, датированном 1947 годом (в рассказе, опубликованном в 1940 году) — то есть как бы несуществующем. Вымышленный Тлён проникает на Землю, и вытесняет реальность. «Уже проник в школы «первоначальный язык» (гипотетический) Тлёна, уже преподавание гармоничной (и полной волнующих эпизодов) истории Тлёна заслонило ту историю, которая властвовала над моим детством; уже в памяти людей фиктивное прошлое вытесняет другое, о котором мы ничего с уверенностью не знаем — даже того, что оно лживо». Круг замкнулся, нереальность высшей пробы оказалась реальностью. Гипотетический язык на Тлёне оказался реальным на земле.
И это я ещё даже не говорил об условности реальности в самом Тлёне, где вещи исчезают, когда о них никто не думают, но и наоборот, могут появляться силой мысли:
Два человека ищут карандаш; первый находит и ничего не говорит; второй находит другой карандаш, не менее реальный, но более соответствующий его ожиданиям. Эти вторичные предметы называются «хрёнир».Разумеется, этот рассказ Борхеса — далеко не единственное художественное произведение о взаимопроникновении реальности и нереальности. У самого Борхеса есть ещё один рассказ на эту же тему, «Круги руин», написанный в том же 1940 году, что и «Тлён». Его эпиграф (из «Алисы в Зазеркалье») косвенно ссылается на епископа Беркли, прямо упомянутого в «Тлёне». Естественно, и сам Кэролл писал ровно о том же: Алисе снится сон, в котором Чёрный Король спит и видит её во сне. «Если этот вот Король вдруг проснётся, — подтвердил Труляля, — ты сразу же — фьють! — потухнешь, как свеча!»
Но «Тлён» всё-таки гораздо более искусно сделан. Реальность и нереальность проникают друг в друга, влияют друг на друга, и отличие между ними решительно теряется.
Дальнейший рассказ о тех самых хрёнирах, объектах, манифестированных сознанием, демонстрирует это предельно ясно.
Любопытный факт: в «хрёнирах» второй и третьей степени — то есть «хрёнирах», производных от другого «хрёна», и «хрёнирах», производных от «хрёна» «хрёна», — отмечается усиление искажений исходного «хрёна»; «хрёниры» пятой степени почти подобны ему; «хрёниры» девятой степени можно спутать со второй; а в «хрёнирах» одиннадцатой степени наблюдается чистота линий, которой нет у оригиналов. Процесс тут периодический: в «хрёне» двенадцатой степени уже начинается ухудшение.
Многие из своих знаменитых рассказов Борхес написал в сороковых годах, во время войны. За, пожалуй, единственным исключением (прекрасный рассказ «Тайное чудо») он либо полностью игнорирует войну, либо отзывается о неё достаточно пренебрежительно (как в «Смерти и компасе»: «три года войны в Карпатах»). Так что, в общем, вполне можно сделать вывод, что Борхес и сам не очень-то хорошо умел отличать реальность от нереальности. Но достаточно вчитаться в цитату, которую я уже приводил выше — «в памяти людей фиктивное прошлое вытесняет другое, о котором мы ничего с уверенностью не знаем — даже того, что оно лживо» — чтобы понять, что рассказ вовсе не о выдуманных мирах. Так хлёстко не смог бы выразиться и Оруэлл.
* * *
Цитаты из «Тлёна» — в переводе Е. Лысенко.
[Продолжение здесь.]
