Эпилог

В обсуждении моей недавней записи про Белый велосипед была затронута тема опасности велосипеда как транспорта, и должны ли наши опасения по поводу этой опасности останавливать нас от велосипедной езды.

Это важная для меня тема, и я несколько раз пытался записать свою точку зрения, но никак не получалось. То выходило слишком пошло, то слишком тривиально, то слишком нравоучительно. Поэтому я пока все эти попытки забросил.

* * *

Я как-то здесь публиковал свой краткий обзор книги «Исповедь яхтсмена-дальнобойщика» американского инженера и программиста Пола Лутуса, обогнувшего земной шар в одиночку на парусной яхте. Книга написана достаточно сухо с художественной точки зрения, но завершается поразительной силы эпилогом. Он короткий, я его там процитировал полностью.

Не откажу себе в удовольствии сделать это ещё раз.

Когда я купил свою лодку, я полагал, что всё, что мне нужно — научиться управлять ею, чтобы она безопасно переправила меня через морскую воду к другому берегу. Прошло время, и я осознал, что мне надо познать саму воду. Моя лодка была лишь ореховой скорлупкой в её руке, а я — и того меньше.

И вот я научился любить воду… нет, это неправильное объяснение. Пока я не вышел в море, я думал, что боюсь смерти. Потом, где-то среди далёких островов, я понял одну важную вещь: на самом-то деле я боялся несправедливости. Боялся, что кто-то нечестным образом отнимет мою жизнь — например, кто-то, кто плохо умеет водить машину.

Я содержу свою лодку в порядке. Надеваю страховочное снаряжение. Если меня смоет волной, это её вина, не моя. Шли дни, по пути я встречался с разными опасностями — и всё меньше и меньше переживал по поводу смерти. Я не делал явных глупостей. Если вода всё равно решила бы забрать меня — на то её воля.

И однажды, глядя на волны, я понял, что сдался на милость воды. Я познал её — в обмен она может забрать меня, если хочет. Я мог бы остаться на берегу, но это означало бы сидеть дома и дожидаться смерти. Я должен был выйти в море.

До того дня я рассчитывал перехитрить природу, вымолить себе бессмертие. Но и тогда я видел, что упускаю что-то: я читал это в глазах животных. Смотря им в глаза, я понимал, что они знают о существовании смерти, но не считают себя вправе приказывать ей. Тогда я видел в их глазах смирение, приятие сиюминутности происходящего — и считал это доказательством их глупости.

Теперь я больше не верю, что жизнь можно накопить впрок. Чтобы она имела хоть какую-то ценность, её надо тратить. Чтобы жить, чтобы пуститься в приключение, надо быть готовым умереть. Вода научила меня этому — и вывернула меня наизнанку. Среди её волн и островов я стал животным. Вы прочтёте это в моих глазах.