Из великой книги (перевод не мой, что, надеюсь, заметно):
Маленький, но с виду невредимый звездокатер класса "Мерида" отплясывал в пустоте нечто вроде джиги. Краткий компьютерный осмотр показал, что корабль в норме, его компьютер в норме, но вот пилот сошел с ума.
- Я еще не сумасшедший, я полоумный, полоумный, - бормотал пилот в бреду, пока его переносили на "Золотое сердце".
Он оказался журналистом "Ежедневного сидерического сплетня". Журналисту дали успокоительное и выделили в качестве сиделки Марвина, пока он не согласится взяться за ум и объяснить все толком.
- Я освещал один судебный процесс, - заговорил он наконец, - на Аргабутоне.
И приподнялся на своих худеньких, изможденных локтях, дико озираясь по сторонам. Его седые волосы, казалось, махали каким-то своим знакомым в соседней комнате.
- Спокойствие, только спокойствие, - проговорил Форд.
Триллиан ласково положила руку на плечо журналиста.
Безумец вновь уронил голову на подушку и уставился на потолок лазарета "Золотого сердца".
- Само дело, - выдохнул он, - теперь не имеет значения, но там был свидетель... свидетель... его звали... звали... Прак. Странный, трудный человек. В конце концов они были вынуждены ввести ему наркотик, чтобы добиться правды. Эликсир истины.
Глаза журналиста беспомощно вращались.
- Они дали ему слишком большую дозу, - прошелестел его тихий-тихий шепот. - Слишком чрезмерную. - И заплакал. - Мне кажется, это роботы толкнули врача под руку.
<...>
Его голова бессильно, скорбно моталась из стороны в сторону, глаза мученически пылали.
- А когда заседание возобновилось, - прошептал он сквозь рыдания, - они, к несчастью, отдали Праку ужасный приказ. Ему приказали, - умолкнув на миг, он весь содрогнулся, - чтобы он говорил Правду, Всю Правду и Ничего, Кроме Правды. Вот только, разве не понимаете? - Внезапно приподнявшись на локтях, он вскричал, что есть мочи: - Ему дали слишком чрезмерную дозу!
И вновь упал на подушки с тихим воем: "Слишком чрезмерную, слишком чересчурную большую, чересчурно-чрезмерную..."
Присутствующие переглянулись. По спине у них пробежали мурашки.
- И что же случилось? - спросил наконец Зафод.
- О, не извольте сомневаться: он благополучно сказал правду, - сообщил журналист зловещим тоном, - насколько мне известно, он все еще говорит. Странные, ужасные вещи... ужасные, ужасные! - сорвался он на визг.
Его попытались успокоить, но журналист опять привстал на локтях.
- Ужасные вещи, непостижимые вещи, - вопил он, - вещи, от которых можно с ума сойти!
Окинул собравшихся диким взглядом.
- Или, как в моем случае, ополоуметь. Я все-таки журналист.
- Вы имеете в виду, - тихо спросил Артур, - что говорить правду - ваша профессиональная обязанность?
- Нет, - озадаченно ответил тот. - Я имею в виду, что я соврал, что мне нужно сдавать статью, и сбежал пораньше... - После чего окончательно впал в беспамятство.
В сознание он пришел лишь один раз - и то ненадолго.
Однако от него удалось выведать следующее.
Когда стала ясна суть происходящего и стало ясно, что Праку не удастся заткнуть рот, пока он не скажет всю правду в ее абсолютной и окончательной форме, заседание было закрыто.
И не просто закрыто, но загерметизировано, причем Прак так и остался в зале суда. Здание обнесли стальными стенами, а также - береженого Бог бережет! - колючей проволокой под электротоком, крокодильими болотами и тремя крупными армиями, чтобы преградить словам Прака путь к людским ушам.