![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Как я уже писал, моя младшенькая слушает теперь современные идишские песни. Иногда и мне перепадает.
За сносящим крышу хасидским техно-попом последовала бруклинская группа «Идишская принцесса»: они играют рок с женским вокалом и, к сожалению, записали только один (одноимённый) альбом. Я послушал, показалось занятно и я, естественно, полез разбираться в словах. Слова все из старых стихов-песен, но с новой музыкой или, по крайней мере, в новых аранжировках.
Вот, скажем, первая песня: Ой, Аврам. Там простенькая любовная лирика, ты меня любишь, я тебя люблю, обожаю твоё красное платье. Эстетический эффект достигается за счёт несоответствия слов и жёсткой аранжировки.
Ещё одна песня с простенькими словами — А глезеле яш («Ещё по стаканчику»). А вот оказывается, стихотворение, ставшее словами это веселёнькой песенки, его автор, советский еврейский поэт Иосиф Керлер, написал в 1953 году в лагере в Воркуте. Музыку на него впоследствии написал никто иной, как Владимир Шаинский!
Но с литературной точки зрения мне сразу бросились в глаза слова песни Вер вет блайбн («Кто останется»). Оказалось, что они тоже изначально были написаны как стихотворение. Автор — Авром Суцкевер (1913–2010), один из величайших идишских поэтов. Перевод этого стихотворения на русский, который я видел, показался мне неудачным, так что приведу английский перевод, сделанный американским профессором Майклом Стейнлауфом. Стейнлауф пишет, что давно считал это стихотворение идеальным (the perfect poem), многократно и безуспешно пытался перевести его, потерпел неудачу и пришёл к выводу, что это невозможно.
Но потом всё-таки поднатужился и перевёл.
Who will last?
And what will last?
A breeze,
a blindman’s blindness when he’s passed,
sea-sign,
strand of foam,
a cloud caught up on its way home.
Who will last?
And what will last?
A single sound,
creation-grassed,
greening and unbound.
A fiddle rose stands tall.
Seven grasses of the grasses
will understand it all.
More than all the stars
North-strewn down to here,
a star will last
that falls into nothing but a tear.
In its jug a drop of wine stands true.
Who will last?
God will last.
Not enough for you?
По какому-то поразительному совпадению моя прекрасная жена одновременно и независимо тоже заинтересовалась Суцкевером и стала читать о его потрясающей судьбе.
В 1941 году он жил в Вильно (Вильнюсе), оказался в гетто, где погибла его мать и новорожденный сын, потом смог бежать к партизанам. В те годы он лихорадочно писал стихи. Как он потом рассказывал, он заключил сделку с Ангелом поэзии. Пока хорошо пишет, ангел защитит его от смерти огненным мечом. Ну, а станет плохо, ангел ничем помочь не сможет.
Перед побегом из гетто Суцкевер смог передать на волю свои новые стихи. Неисповедимыми путями они попали в Москве к Эренбургу, который до войны слышал о Суцкевере как о молодом, подающем надежды поэте. По какой-то причине Эренбург решил, что спасти его — дело космической важности. Эренбург сделал всё, что мог, и добился своего: СССР послал в литовские леса самолёт спасти еврейского поэта.
Если бы я увидел бы это в кино, то никогда в жизни не поверил. Стихи попали к Эренубргу, и он был настолько тронут, что пошёл к Сталину и умолял спасти поэта?! И Сталин был настолько тронут, что послал за ним самолёт?! Ха-ха-ха, и близко такого не может быть. Врите-врите, да не завирайтесь!
Но кино продолжалось. Немцы сбили посланный самолёт, все на борту погибли. Тогда советские послали ещё один самолёт, поменьше. Эвакуировали только Суцкевера и его жену Фрейдке. В самолёте было так мало места, что Фрейдке еле поместилась. Её пришлось привязать к мужу, чтобы она не выпала.
Суцкевера с женой доставили в Москву. Там он, помимо Эренбурга, встречался и с другими поэтами. Ему запомнилась встреча с Пастернаком, о которой он написал вот такое стихотворение. (Важное для понимание идишское слово а реге означает «мгновение».)
О Пастернаке, кстати, вот: на чёлке кучерявой
Московский первый снег. На шее красный шарфик.
Вошел как Пушкин… Что-то он, похоже, понимает.
А снег не тает.
Его рука в моей руке. Он пальцы, будто ключик,
Мне отдаёт. В его глазах, напротив, — сила
И страх: «Читайте дальше. Мне слов, мне отзвуков хватает».
А снег не тает.
И я читаю угольки, спасённые из ада:
«А реге из гефалн ви а штерн». Ему тут непонятно
А реге. Он остановить его не успевает.
А снег не тает.
В его зрачках блестящих, чёрно-мраморных и влажных
«Мгновенье падает звездой» и русского поэта
Звездою жёлтой на мгновенье награждает.
А снег не тает.
(Перевод И. Булатовского)
После войны Суцкевер был свидетелем от Советского Союза на Нюренбергском процессе — единственным советским свидетелем, свидетельствовавшем о нацистских преступлениях против евреев. Суцкевер хотел выступать на идише, но его заставили говорить по-русски.
Там почти произошёл ещё один киношный эпизод. Суцкевер был маниакально одержим идеей убить на процессе Гернинга. У него и револьвер был припасён с партизанских дней. К счастью, Эренбург его отговорил от этой безумной затеи.
В 1946 году он благоразумно уехал из СССР и с помощью Голды Меир попал в Израиль, где и прожил всю оставшуюся жизнь.
Возвращаясь к песне «Идишской принцессы» на слова Суцкевера «Ver Vet Blaybn», «Кто останется». Когда я искал слова и их перевод, в результатах поиска постоянно появлялся фильм «Ver Vet Blaybn?». Оказалось, что это документальный фильм про Суцкевера, который по двойному совпадению, во-первых, был снят совсем недавно (и ещё толком не вышел), а во-вторых, что он снят нашим Центром идишской книги, о котором я недавно много писал.
Фильм, как я сказал, ещё толком не вышел и прокатывается на фестивалях и его не так просто посмотреть, но нам удалось. Сюжет там такой: внучка Суцкевера, израильская актриса Хадас Калдерон (которая не знает идиша), чтобы лучше понять своего деда, путешествует по местам в Литве, где он жил. Попутно показывают видео из семейных архивов и всякое такое. Фильм меня сначала несколько разочаровал, но потом я разобрался и понял, что правильно относится к нему не как шедевру кинематографа, а как к расширенной семейной хронике (чем, Центр, собственно, и занимается), и всё встало на свои места. Кстати, недавно вышел ещё один фильм про Суцкевера, в Израиле, под названием «Чёрный мёд». Тот фильм больше концентрируется на творчестве Суцкевера и его значимости как поэта, хотя Хадас Калдерон там тоже хватает.
В общем, знакомство с группой «Идишская принцесса» меня далеко завело, чему я очень рад. Я практически ничего не написал собственно о творчестве Суцкевера. Надо будет с ним внимательно ознакомиться. Не уверен, что мне нравятся переводы (как английские, так и русские); всё к тому, что придётся учить идиш и читать в оригинале.
Но, как я уже писал, Суцкевер считается одним из крупнейших (крупнейшим?) идишским поэтом за всю историю идиша. Он не подвёл Ангела поэзии, и тот сдержал своё слово.
За сносящим крышу хасидским техно-попом последовала бруклинская группа «Идишская принцесса»: они играют рок с женским вокалом и, к сожалению, записали только один (одноимённый) альбом. Я послушал, показалось занятно и я, естественно, полез разбираться в словах. Слова все из старых стихов-песен, но с новой музыкой или, по крайней мере, в новых аранжировках.
Вот, скажем, первая песня: Ой, Аврам. Там простенькая любовная лирика, ты меня любишь, я тебя люблю, обожаю твоё красное платье. Эстетический эффект достигается за счёт несоответствия слов и жёсткой аранжировки.
Ещё одна песня с простенькими словами — А глезеле яш («Ещё по стаканчику»). А вот оказывается, стихотворение, ставшее словами это веселёнькой песенки, его автор, советский еврейский поэт Иосиф Керлер, написал в 1953 году в лагере в Воркуте. Музыку на него впоследствии написал никто иной, как Владимир Шаинский!
Но с литературной точки зрения мне сразу бросились в глаза слова песни Вер вет блайбн («Кто останется»). Оказалось, что они тоже изначально были написаны как стихотворение. Автор — Авром Суцкевер (1913–2010), один из величайших идишских поэтов. Перевод этого стихотворения на русский, который я видел, показался мне неудачным, так что приведу английский перевод, сделанный американским профессором Майклом Стейнлауфом. Стейнлауф пишет, что давно считал это стихотворение идеальным (the perfect poem), многократно и безуспешно пытался перевести его, потерпел неудачу и пришёл к выводу, что это невозможно.
Но потом всё-таки поднатужился и перевёл.
Who will last?
And what will last?
A breeze,
a blindman’s blindness when he’s passed,
sea-sign,
strand of foam,
a cloud caught up on its way home.
Who will last?
And what will last?
A single sound,
creation-grassed,
greening and unbound.
A fiddle rose stands tall.
Seven grasses of the grasses
will understand it all.
More than all the stars
North-strewn down to here,
a star will last
that falls into nothing but a tear.
In its jug a drop of wine stands true.
Who will last?
God will last.
Not enough for you?
По какому-то поразительному совпадению моя прекрасная жена одновременно и независимо тоже заинтересовалась Суцкевером и стала читать о его потрясающей судьбе.
В 1941 году он жил в Вильно (Вильнюсе), оказался в гетто, где погибла его мать и новорожденный сын, потом смог бежать к партизанам. В те годы он лихорадочно писал стихи. Как он потом рассказывал, он заключил сделку с Ангелом поэзии. Пока хорошо пишет, ангел защитит его от смерти огненным мечом. Ну, а станет плохо, ангел ничем помочь не сможет.
Перед побегом из гетто Суцкевер смог передать на волю свои новые стихи. Неисповедимыми путями они попали в Москве к Эренбургу, который до войны слышал о Суцкевере как о молодом, подающем надежды поэте. По какой-то причине Эренбург решил, что спасти его — дело космической важности. Эренбург сделал всё, что мог, и добился своего: СССР послал в литовские леса самолёт спасти еврейского поэта.
Если бы я увидел бы это в кино, то никогда в жизни не поверил. Стихи попали к Эренубргу, и он был настолько тронут, что пошёл к Сталину и умолял спасти поэта?! И Сталин был настолько тронут, что послал за ним самолёт?! Ха-ха-ха, и близко такого не может быть. Врите-врите, да не завирайтесь!
Но кино продолжалось. Немцы сбили посланный самолёт, все на борту погибли. Тогда советские послали ещё один самолёт, поменьше. Эвакуировали только Суцкевера и его жену Фрейдке. В самолёте было так мало места, что Фрейдке еле поместилась. Её пришлось привязать к мужу, чтобы она не выпала.
Суцкевера с женой доставили в Москву. Там он, помимо Эренбурга, встречался и с другими поэтами. Ему запомнилась встреча с Пастернаком, о которой он написал вот такое стихотворение. (Важное для понимание идишское слово а реге означает «мгновение».)
О Пастернаке, кстати, вот: на чёлке кучерявой
Московский первый снег. На шее красный шарфик.
Вошел как Пушкин… Что-то он, похоже, понимает.
А снег не тает.
Его рука в моей руке. Он пальцы, будто ключик,
Мне отдаёт. В его глазах, напротив, — сила
И страх: «Читайте дальше. Мне слов, мне отзвуков хватает».
А снег не тает.
И я читаю угольки, спасённые из ада:
«А реге из гефалн ви а штерн». Ему тут непонятно
А реге. Он остановить его не успевает.
А снег не тает.
В его зрачках блестящих, чёрно-мраморных и влажных
«Мгновенье падает звездой» и русского поэта
Звездою жёлтой на мгновенье награждает.
А снег не тает.
(Перевод И. Булатовского)
После войны Суцкевер был свидетелем от Советского Союза на Нюренбергском процессе — единственным советским свидетелем, свидетельствовавшем о нацистских преступлениях против евреев. Суцкевер хотел выступать на идише, но его заставили говорить по-русски.
Там почти произошёл ещё один киношный эпизод. Суцкевер был маниакально одержим идеей убить на процессе Гернинга. У него и револьвер был припасён с партизанских дней. К счастью, Эренбург его отговорил от этой безумной затеи.
В 1946 году он благоразумно уехал из СССР и с помощью Голды Меир попал в Израиль, где и прожил всю оставшуюся жизнь.
Возвращаясь к песне «Идишской принцессы» на слова Суцкевера «Ver Vet Blaybn», «Кто останется». Когда я искал слова и их перевод, в результатах поиска постоянно появлялся фильм «Ver Vet Blaybn?». Оказалось, что это документальный фильм про Суцкевера, который по двойному совпадению, во-первых, был снят совсем недавно (и ещё толком не вышел), а во-вторых, что он снят нашим Центром идишской книги, о котором я недавно много писал.
Фильм, как я сказал, ещё толком не вышел и прокатывается на фестивалях и его не так просто посмотреть, но нам удалось. Сюжет там такой: внучка Суцкевера, израильская актриса Хадас Калдерон (которая не знает идиша), чтобы лучше понять своего деда, путешествует по местам в Литве, где он жил. Попутно показывают видео из семейных архивов и всякое такое. Фильм меня сначала несколько разочаровал, но потом я разобрался и понял, что правильно относится к нему не как шедевру кинематографа, а как к расширенной семейной хронике (чем, Центр, собственно, и занимается), и всё встало на свои места. Кстати, недавно вышел ещё один фильм про Суцкевера, в Израиле, под названием «Чёрный мёд». Тот фильм больше концентрируется на творчестве Суцкевера и его значимости как поэта, хотя Хадас Калдерон там тоже хватает.
В общем, знакомство с группой «Идишская принцесса» меня далеко завело, чему я очень рад. Я практически ничего не написал собственно о творчестве Суцкевера. Надо будет с ним внимательно ознакомиться. Не уверен, что мне нравятся переводы (как английские, так и русские); всё к тому, что придётся учить идиш и читать в оригинале.
Но, как я уже писал, Суцкевер считается одним из крупнейших (крупнейшим?) идишским поэтом за всю историю идиша. Он не подвёл Ангела поэзии, и тот сдержал своё слово.
