Записки сумасшедшего

Я уже писал об идишском поэте Авроме Суцкевере (1913–2010). В последнее время вышло два фильма о нём. Один из них — израильский фильм «Чёрный мёд» (Black Honey, 2018) в основном концентрируется на его творчестве.

(О втором фильме, «Ver Vet Blaybn?» («Кто останется?»), я подробно писал в том прошлом посте.)

Во время войны Суцкевер был в виленском гетто, бежал к партизанам и чудесном образом был оттуда вызволен и доставлен в Москву на самолёте, посланном Сталиным.

После войны он переехал в Израиль и там упорно продолжал писать стихи исключительно на идише. Великий идишский поэт в мире, где на идише никто не уже не читает.

Фильм можно посмотреть здесь за деньги, а если очень хочется, можно найти бесплатно на YouTube.

Безотносительно к фильму, хочу поделиться с вами стихотворением Суцкевера, которое произвело на меня впечатления. Как и большинство стихов Сукцкевера (если не все), оно написано с ритмом и с рифмами, но я прочёл его в переводе на английский Ричарда Фейна, сделанном белым стихом. Русского перевода я найти не смог, на идише я не читаю, так что всё, что мне остаётся — это предложить вам свой прозаический перевод с английского прозаического перевода. Как часто бывает у Сукцевера, у этого стихотворения нет названия. ( Read more... )

Давненько я не писал об идише. За состоянием идиша я слежу в основном благодаря своей младшенькой, которая два лета подряд училась на интенсивных курсах идиша в Центре идишской книги в городе Амхерсте и так и осталась в орбите этого языка.

Я всю жизни думал, что идиш — это полумёртвый язык, который сошёл на нет из-за Катастрофы в Европе и ассимиляции в остальных частях мира и который ещё хоть как-то существует только в маленьких ультра-ортодоксальных хасидских анклавах в Нью-Йорке.

Выяснилось, что это правда, но не вся правда. Мы присутствуем при поразительном идишском возрождении (безусловно, в США, но я так понимаю, и во всём мире тоже). Молодые люди учат идиш и говорят на нём друг с другом. У них это теперь считается круто.

Младшенькая, кстати, благодарю идишу нашла себе летнюю практику. Она хотела поработать в библиотечных или музейных архивах и списалась, в частности, с Общественной еврейской библиотекой в Монреале. Монреаль — франкоговорящий город, но директор архивов совершенно не интересовалась дочкиным знанием французского. А вот знанием идиша заинтересовалась очень, и в результате младшенькая провела лето в Монреале, разбирая и каталогизируя их архивы на идише (русский время от времени тоже помогал).

Однажды в библиотеку зашёл (проездом) один крутой чувак, хорошо известный в идишских кругах. Младшенькую немедленно позвал как местного специалиста, и она немедленно с этим крутым чуваком затусовалась.

После Монреаля младшенькая поехала на идишскую тусовку в штат Нью-Йорк (смесь фестиваля и летнего лагеря для взрослых). Оттуда она потом и приехали на поезде в Берлингтон (Вермонт), где мы отдыхали.

Там младшенькая завела себе новых друзей, причём (к своему удивлению) не только своего возраста, — например, девяносточетырёхлетнюю Голду из Флориды, к которой, кажтся, уже собирается в гости. Не удивлюсь, если у этой Голды идиш был родным языком.

Но с поколением Голды мне всё более-менее понятно, а вот за поколением младшенькой наблюдать очень интересно. Для этих молодых людей идиш вдруг оказался тем сигналом, по которому они находят своих. Они реально говорят на нём друг с другом. Когда младшенькая была в Париже, она общалась на идише со своими новыми друзьями, которых там встретила, — девушками из Англии и Германии.

Я сам видел это и в Америке. Мы ехали в машине, младшенькой позвонил её идишский друг, они начали говорить по-английски, но довольно быстро перешли на идиш. Жена была поражена. «Знаешь, — сказала она, — я помню, что ровно так же вела себя моя бабушка: переходила на идиш в разговорах со своими подругами, чтобы мы не понимали, чтó она говорит».

Вот так удивительным образом замкнулся круг поколений. Да, в отличие от Голды, практически ни у кого их этих молодых людей идиш не родной язык. А что будет у их детей?

Рассуждая логически, шансов на возрождение идиша нет никаких, но мы же знаем, что произошло с ивритом в двадцатом веке вопреки всякой логике.

Буду продолжать наблюдать за ними с большим любопытством.

Младшенькая моя, как я вам уже докладывал, находится сейчас в городе Амхерсте, где завершает интенсивную программу изучения идиша. Это летняя программа Центра идишской книги. Младшенькая пошла туда во второй раз, и ей опять очень понравилось.

Так вот, младшенькая как-то заезжала к нам на выходные. Ей дали домашнее задание — посмотреть фильм на идише, и мы к ней с удовольствием присоединились.

Фильм называется «Дибук» («Дер дибук»). Он был снят в Польше в 1937 году по одноимённой пьесе идишского писателя С. Анского (1863-1920). Фильм снят в жанре хасидской готики (оказывается есть и такой жанр!) с элементами немецкого экспрессионизма.

Вот и сам фильм, полюбопытствуйте.

Я человек дикий, с историей кинематографа не знаком совсем, а с историей идишского кинематографа — и подавно. Было очень интересно посмотреть. Младшенькой было полезно послушать много идиша. Она отметила, что они говорили на польском диалекте («пойлиш»), а не на литовском («литвиш»), который послужил основой стандартного идиша, преподаваемого сейчас в учебных заведениях.

С. Анский, автор пьесы «Дибук», в 1911-1914 организовал этнографическую экспедицию по Черте оседлости, изучал, в частности, жизнь хасидских общин. Материалы экспедиции легли в основу «Дибука». Интересна языковая история этой пьесы: изначально он написал её, в 1914 году, по-русски (русский язык он выучил во взрослом возрасте). Потом, по совету друзей, перевёл на идиш. На идише прошла её премьера — в 1920 году в Варшаве. А в России её впервые поставили на иврите — в 1922 году в Москве в театре «Габима» в переводе Бялика. Я как-то то ли не знал, то ли забыл, что в Советском Союзе был ивритский театр!

Фильм, интересный сам по себе, показался мне памятником вдвойне ушедшей культуры. Традиционная культура еврейских местечек в Польше 1937 года уже едва ли существовала, актёры воссоздавали её по памяти. А всего через несколько лет и еврейская культура в Польше пропала совсем.

А фильм остался.

Я не зря написал, что одной из четырёх причин, добивших идиш, была антисемитская политика в Советском Союзе. Оказывается, в двадцатых-тридцатых в СССР был рассвет идишской литературы, издавалось много книг, в одной Москве было много идишских издательств. Лейб Квитко (לייב קוויטקאָ), скажем, писал свои детские стихи и переводил ‎Маршака на идиш. А Маршак переводил Квитко с идиша на русский. Квитко расстреляли в 1952 году. Дали понять, что время идишских стихов закончилось.

( Read more... )