![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Какое интересное стихотворение Набокова я тут прочёл впервые. Покойник был большой затейник!
Неизвестное мне слово «яворы» в первой же строке — клёны (здесь — просто деревья).
Рассказчик умирает в первой же строке; весь стих — репортаж с того света. Не очень частый художественен приём. У Высоцкого есть похожая в этом отношении песня («Я когда-то умру, мы когда-то всегда умираем»). Интересно, читал ли он Набокова?
Важная (для меня) концепция ада и рая как одного и того же места.
Ну и, конечно, нельзя не заметить созвучие имён Лилит и Лолита.
Неизвестное мне слово «яворы» в первой же строке — клёны (здесь — просто деревья).
Лилит
Я умер. Яворы и ставни
горячий теребил Эол
вдоль пыльной улицы.
Я шёл,
и фавны шли, и в каждом фавне
я мнил, что Пана узнаю:
«Добро, я, кажется, в раю».
От солнца заслонясь, сверкая
подмышкой рыжею, в дверях
вдруг встала девочка нагая
с речною лилией в кудрях,
стройна, как женщина, и нежно
цвели сосцы — и вспомнил я
весну земного бытия,
когда из-за ольхи прибрежной
я близко-близко видеть мог,
как дочка мельника меньшая
шла из воды, вся золотая,
с бородкой мокрой между ног.
И вот теперь, в том самом фраке,
в котором был вчера убит,
с усмешкой хищною гуляки
я подошел к моей Лилит.
Через плечо зелёным глазом
она взглянула — и на мне
одежды вспыхнули и разом
испепелились.
В глубине
был греческий диван мохнатый,
вино на столике, гранаты,
и в вольной росписи стена.
Двумя холодными перстами
по-детски взяв меня за пламя:
«Сюда»,— промолвила она.
Без принужденья, без усилья,
лишь с медленностью озорной,
она раздвинула, как крылья,
свои коленки предо мной.
И обольстителен и весел
был запрокинувшийся лик,
и яростным ударом чресел
я в незабытую проник.
Змея в змее, сосуд в сосуде,
к ней пригнанный, я в ней скользил,
уже восторг в растущем зуде
неописуемый сквозил,—
как вдруг она легко рванулась,
отпрянула и, ноги сжав,
вуаль какую-то подняв,
в неë по бедра завернулась,
и, полон сил, на полпути
к блаженству, я ни с чем остался
и ринулся и зашатался
от ветра странного. «Впусти»,—
я крикнул, с ужасом заметя,
что вновь на улице стою
и мерзко блеющие дети
глядят на булаву мою.
«Впусти»,— и козлоногий, рыжий
народ всё множился. «Впусти же,
иначе я с ума сойду!»
Молчала дверь. И перед всеми
мучительно я пролил семя
и понял вдруг, что я в аду.
1928, Берлин
Рассказчик умирает в первой же строке; весь стих — репортаж с того света. Не очень частый художественен приём. У Высоцкого есть похожая в этом отношении песня («Я когда-то умру, мы когда-то всегда умираем»). Интересно, читал ли он Набокова?
Важная (для меня) концепция ада и рая как одного и того же места.
Ну и, конечно, нельзя не заметить созвучие имён Лилит и Лолита.
(no subject)
Date: 2015-09-21 01:17 (UTC)https://sites.google.com/site/poetryandtranslations/various/lilith-v-nabokov
(no subject)
Date: 2015-09-21 02:14 (UTC)(no subject)
Date: 2015-09-21 02:22 (UTC)(no subject)
Date: 2015-09-21 02:28 (UTC)"Твой" переводчик Набокова со мной согласен (естественно, иначе он и не пытался бы рифмовать): "[Translators] must retain as much semblance to the original as possible; in particular, translating rhyming poetry into blank verse should not be acceptable". (https://sites.google.com/site/poetryandtranslations/home/manifesto)
(no subject)
Date: 2015-09-21 02:31 (UTC)(no subject)
Date: 2015-09-24 01:27 (UTC)(no subject)
Date: 2015-09-24 02:20 (UTC)Я его тестирую на одном таком человеке. Это оказалось труднее, чем я думала. Русская поэзия вся описывает какие-то сложные, в основном мучительные, эмоции, и они совершенно не вписываются в американскую реальность и ментальность.
Пока я показывала "Ниоткуда с любовью" Бродского и Вознесенского "Заведи мне ладони за плечи". Вознесенский пошел хорошо, а Бродский совсем плохо. Я даже думала, дело в сложности самих стихов, но само-перевод самого Бродского очень даже понравился. К рифмам претензий не было, но я их не пыталась обсуждать отдельно.